Liam Payne feat. Quavo - Strip That Down [прости, сегодня будет сердечный приступ грусти]

but your love, it hit me hard, girl
yeah, you're bad for my health

Сводящая с ума, как ты смеешь, безумная? Как смеешь ты ворваться в его мир и без того обернутый мраком, и с жестокой, хищной силой осветить его, разрушив всё, что казалось Ханту устоявшимся, неизменным? Он тянется к тебе, Вианна Колдвотер, как будто и сам желает утонуть в твоем сиянии. Видит твой свет, но обворачивается вокруг него, как змея, опоясанная гордостью и закованная в собственные предубеждения. Он сам так строил свою защиту, убеждая себя, что огонь нельзя просто так разжечь. И всё же она нарушила покой адского создания, сбила с шага и разрушила его окружение из мрачных теней, открыв путь к себе — опасный, как предостережения на пачке сигарет. Сбивающая с толку, жестокая, красивая — и невыносимо опасная. Он почти смеется – ему и не дожить до сорока, даже если бы он мог. А она исписана предупреждениями о вреде для здоровья, убивающая его так медленно, как яд, который пьешь глоток за глотком. Он гребанный сталкер. Не отступит, не оставит ее в покое, не смирится с ее влиянием. Образ маленькой солнечной девочки горит в нем, запретной мелодией оглушает – хей, твой свет можно не только увидеть и ослепнуть от него, но и потерять слух. Довольна? Он слышит ее снова и снова, но в инфракрасных цветах кто-то тихо нашептывает ему её голосом: "Ты плоха для меня, но я сам выбрал тебя". Твое существование — яд, Вианна. Но он готов принять его, без остатка.

Когда её привели, Хант едва заметно усмехнулся, глядя, как грязная, вымотанная и по-детски упрямая Вианна Колдвотер сопротивляется, цепляясь за последние остатки собственного достоинства. Она стояла перед ним, бледная, с потухшими, но все ещё цепкими глазами, в которых, как ему показалось, искрились остатки её прежней дерзости. В момент, когда его взгляд падает на нее, грязную от потасовки с пешками, худую и бледную явно от того, что она скрывала в себе все это время, он все равно кожей ощущает что-то знакомое, что-то давно забытое. Она наполняла его болью, электричеством, сладким ожиданием чего-то охренеть опасного и неизбежного. Как там правильно говорят? Держи смерть как можно быстро, а она точно способна поглотить его тьму. Дотронься. Ну же, дотронься – мир взыграет огнем, светом, но ему будет так сладко и опьяняюще от этой боли. Он готов жечь себя ради нее, ради этого кайфа боли и агрессии. Ради гнева, что пожирал его и всех вокруг, но с ее появлением здесь все притуплялось.

— Ты не просто сводишь меня с ума, Вианна. Ты ведешь меня по дороге, от которой сам бы я отвернулся, не колеблясь, — размышляет он, все еще не нарушая тишину.

Секунды превращались в минуты, пока он молчал, медленно и безразлично оценивая её с расстояния, решая, стоила ли его жертва времени того волнения, что он испытывает с момента, когда она встретилась на его пути. Уверенный, слегка насмешливый, он изучал её, зная, что взгляд его холоден, равнодушен и пугающе спокоен. Даже в таком виде она напоминала ему фурию, бунтарку, ту, что пронзала его сердце одним лишь упорством. Это всегда заставляло Девида восхищаться ею, и, едва начав разговор, он почувствовал, как внутри всё вновь захлестнуло давно забытое чувство.

— Здравствуй, Вианна, — его голос был мягок, почти дружелюбен, но в глазах, несмотря на внешнее спокойствие, теплилась та же едкая усмешка. — Давно наблюдал за тобой, — холодный и насмешливый, он едва не произнес это как упрек, подчеркивая, что она так и не смогла спрятаться от его взгляда, какой бы независимой ни казалась.

Стоя перед ней, он ощущает, как ярость обжигает его тела, распространяясь на пешки Ханта, что привели ее к нему. Захлестывает убедительным влиянием, воспоминанием с его первого взгляда на нее. Он повторяет эту ярость снова и снова, пропевая ее для себя на пониженных тонах. Будто бы боится, что она услышит его, испугается и исчезнет. Но нет – она стоит тут, остается с ним, сверкает яркими глазами, будто бы вот-вот расплачется или он выдумал себе эту реакцию? Возможно, именно это пугает мужчину больше всего — знать, что оба сейчас зависят друг от друга, застрявшие в паутине, из которой не выбраться – нет ни конца ни края. А нужно ли выбираться из нее?

girl, i love it when your body;
                                                grinds on me

Когда он впервые увидел её, это было в обычном кафе, заполненном светом и прохладой утреннего воздуха. Она сидела за небольшим столиком у окна, погруженная в свои мысли, и в этом юном лице, с которым свет играл, отбрасывая солнечные блики на её ресницы, не было ничего примечательного для кого-то случайного, кроме разве что её детской задумчивости. Но в ту же секунду, когда мимолетный солнечный зайчик внезапно сорвался с её руки и, оживший, запрыгал по залу, внимание Девида Ханта приковалось к ней навсегда. Это было мимолётное движение — шаловливое - лёгкое движение ветра или тонкий проблеск чуда. Её взгляд с детским азартом следил за солнечным зайчиком, который, казалось, вел себя так, будто был ей знаком. Она осмотрелась по сторонам, проверяя, не заметил ли кто, но все вокруг были слишком заняты своими делами. В её глазах, только на мгновение, мелькнуло то самое предвкушение игры, удивление? Делала она это в первый раз и сразу же попалась к нему в поле зрения или все-таки не раз проделывала этот фокус?

Именно тогда Девид решил, что это открытие нельзя было отпускать на волю случая. Он долго сидел за соседним столиком, невзначай наблюдая за её каждым движением, цепляясь за мельчайшие детали. Внутри него начало расти жгучее желание узнать её — не только её имя, но и иные скрытые грани – чем она дышала, как жила, кто был ее семьей? Кто она такая? Возможно, она и не понимала всей силы, которую в себе несла. В его сознании промелькнуло осознание того, что перед ним сидел кладезь необузданной энергии, находка, которую он не мог просто упустить. Но Девид не был человеком, который действует поспешно. Позже, уже покинув кафе, он дал короткий, но чёткий приказ своим людям: следить за ней. Каждый день и каждую ночь, не упуская из виду. Они должны были знать всё: её маршруты, привычки, знакомых, её семью. Чем больше он получал от них отчётов, тем глубже в нём укоренялось это необъяснимое чувство — желание обладать ей, добавить ее в свою коллекцию трофеев – поверженных его воле игрушек. ЕГО ИГРУШЕК. Ему казалось, что эта девочка, случайно поймавшая солнечный свет в своей ладони, обладала той самой магией, что могла становиться как источником силы, так и опасной слабостью. ДЛЯ НЕГО. Насколько противоположны их судьбы и тем более притягательны их различия.

Она его смерть? Его погибель?