Раз.
Стягиваю тогу и фиолетовое платье, и, кидая на пол, буквально плыву в душ. Капли горячей воды обволакивают все тело, вызывая легкую дремоту. Нет каких-либо неопределенных мыслей, в душе только спокойствие, а тело испытывает приятную усталость.
Каждый боится чего-то своего, у некоторых страхи совпадают, но мне было интересно, а что боялась я? Смерти? Все ее боятся. Влюбиться? Боялась много раз. Потерять что-то? Но кого мне терять? Черт. Ненавижу думать о чем-то, когда принимаю душ, всегда ведь в голову приходит что-то, что потом мешает мне спокойно уснуть. А ведь больше всего я боялась влюбиться. Но влюбилась же.
Два.
Не люблю покидать зону комфортного тепла душа. Ты выходишь из него, и вместо окутывающего жара на тебя нападает леденящий холод. Полотенце согревает. Согревает до тех пор, пока не привыкаешь к новым условиям. В жизни было так же. Тебе дают тепло чужие сердца, а когда они решают отречься от твоего сердца, то непременно чувствуешь холод. До тех пор пока. Пока другое сердце не займет место предыдущего. Так в теории, но на практике все иначе. Тебе не будет тепло до тех пор, пока твое сердце само не решит оставить всякого рода попытки вернуть его родственную душу. Станет тепло, когда оно разлюбит.
До сих пор не получалось. До сих пор люблю.
Признаваться даже самой себе очень трудно, еще более сложно признаться в своих чувствах этому самому человеку. Но что если признавалась? А что если осталась без внимания? Все было именно так и никак иначе. Каждое мое письмо оставалось неотправленным и каждое отправленное оставалось незамеченным. Стоп. Было только одно письмо, одна маленькая записочка, но, кажется, он так и не понял, что нужен мне не как друг. А сейчас. Сейчас же он вернулся к обычной жизни и в его душе другая девушка, которая не будет жесткой в дисциплине и с постоянным безразличным лицом только потому, что так требует ее внутренний устав. Всем нужным эмоции, а я человек не эмоция. Человек-холод. Претор без сердца. Железная леди. Ему тоже нужны эмоции, ведь так? А еще нужна взаимность, увы, кажется, что-то было с моей стороны, но никак не с его, наверное.
Три.
Натянув одеяло, пытаюсь забыть обо всем, что тревожило меня последние тридцать минут. Сон. Мне просто необходим был сон, просто по той причине, что в последние дни я никак не могла придти в нормальное состояние и вернуться к нормальному сну. Постоянная работа, постоянные мысли, мешающие мне отключаться, хотя бы на жалкие шесть часов.
И сегодня был не мой день, сон все не приходил, а, поэтому, не теряя время зря, я решила вернуться к бумажной работе, которая требовала к себе внимания в любые другие часы, но почему-то я откладывала ее на ночное время.
Головою в делах, разборах записей, просмотрах карт, изречений из книги Сивилл, я даже не заметила, как в дверь заколотили. Били по ней так, что она могла в любой момент слететь с петель. В душе поселилось волнение. Неужели снова? Нападение монстра или новое предсказание? Кто-то умер? Сделав снова свое коронное «безразличное» выражение лица, я буквально побежала к двери.
На пороге стояла не Рейчел с предсказаниями, не лидер какой-либо когорты, хотя, погодите, лидер когорты, но явно не за важным для лагеря делом, что-то другое. Что? Что за такое дело, которое вынудило его переступить все законы и правила и придти к самому их гаранту, чтобы именно он порешил его судьбу. Наказывать его я не собиралась, но едкий запах алкоголя был неприятен мне, но все меркло по сравнению с возможной причиной такого аморального решения напиться. 
- Привет, - буквально наотрез ответила я. Вне всякого сомнения, мне хотелось побыть с ним как можно дольше, но было непонятно, почему же он пришел ко мне, почему просит у меня помощи и зачем я ему нужна после стольких месяцев молчания? Мне было обидно и больно, мне хотелось побыть с ним и помочь ему, но еще больше хотелось выгнать его сейчас. Нет, железная Рейна выгнала бы его, но настоящая Рейна никогда не оставит Оливера в беде.
- Не важно. О чем ты хочешь поговорить со мной? – буквально на одном дыхании шепчу я. Запах лавандового масла и алкоголя смешался в воздухе, образуя совершенно несовместимую смесь. Его руки прикасаются к моему лицу, а носом он прижимается к моей шее. Мое тело замерло и только сердце ускорило свой ритм в десятки раз. Буквально пару секунд наслаждения и все. Все прекращается и возвращается к тому самому разговору, который он пытался начать. Железная Рейна сегодня проиграла настоящей Рейне, 0:1 в пользу невыдуманным клише.
- Почему? Что случилось? – озабоченно спросила я.
Все же что-то случилось. Он бы так просто не пришел ко мне. Никто просто так не приходил. Не просто так напивается образцовый боец и в полночь вваливается в дом претора. Он же боец, в первую очередь, а уже потом друг, кто-то больше. Для нее  нечто больше, ну и для меня.
Только сейчас до меня дошло, что мы стоим на пороге, у самого входа, а дверь буквально нараспашку открыта. Нас никто не должен был видеть, не сегодня, не в таком состоянии. Буквально втаскивая Линча в дом, я закрываю за ним в дверь.
- Расскажи мне все, Оливер, - пытаясь сообразить в голове догадки, сказала я. И в голове было множество возможных причин. Расстался с ней, не может разобраться со своими мыслями, кто-то умер, что самое неприятное, собственно или же потерял голову от того, что на нее навалилось. Всем нам свойственно впадать в депрессии, а что если он был в таковой?

Знаешь эту ее улыбку? Она значит: ты совсем меня не знаешь. И никогда не узнаешь. Она хорошо утаивает мысли, скрывает, сторонится. Но я знаю ее. И знаю, что ее сердце наполнено огромной любовью, но мысль о том, что возможно освободить ее, раскрыть карты — пугает ее до смерти.

Он протянул мне бутылку, пытаясь заставить сделать хотя бы один глоток. Нет. Скорее всего, я вылью остатки этой жидкости ему на лицо, но пригубить не решусь. Пора бы помимо документальных запретов вести и практические наказания. Так было в Спарте, ну помните, сначала рабов заставляли бесконечно пить вино, а затем вели их по улицам Спарты. Греки не меньше нашего любят дисциплину, но только вместо бумажек у них действительно действенные способы борьбы с нарушителями. Будь я не его подругой, то непременно придумала для него наказание. Сейчас же, сию же минуту, но я не смотрела на его пьяное состояние, я закрывала на нарушение глаза, я больше всего хотела сейчас помочь ему.
От неизвестности и волнения так и сдавливало грудь, и, отмеряя  шагами расстояние от стола до дивана, я расхаживала туда-сюда. Почему же он тянул? Почему он пытался отвлечь мое внимание от разговора, который сам же начал?  Швырнув маленький мешочек для трав куда-то через комнату, он замер. Только боги  знали, что творилось у него в голове, возможно, он пытался отыскать истину в поплывших от алкоголя мыслях. Он мог подбирать слова для меня, чтобы я поняла его проблему и нашла пути ее решения. Расскажи мне все, прошу. Я помогу, обещаю. Но только не вслух, только внутренне и для себя давая клятву, я пыталась успокоить себя. Если он был в неадекватном состояние, то мне нужно быть как можно приземленной, чтобы успокоить его в нужное время и избежать нового крушения комнаты. Нет, мне было не жалко всего имущества, но новую истерику могут услышать соседи, кто-то мимо проходящий и если в тот раз ему бы ничего не предъявили, то за пьяную выходку непременно выставят на всеобщий суд.
Оперевшись руками на стол, он не повернулся ко мне спиной, его взгляд был обращен в пол. Он всегда смотрел на меня, когда разговор шел о чем-то важном, но теперь. Он был подавлен, расстроен и, быть может, потерян. Потерян. Только бы не потерян для меня, как бы это эгоистично не звучало.
Расстались.
Волна довольства прокатилась по моему телу, а внутренняя эгоистка отбивала чечетку счастья. Может быть, Венера не отвернулась от меня и не все потеряно? Моя надежда никогда не умирала, даже когда я с наполненной в сердце любовью, боялась в лицо сказать ему все, я сбежала, отстранилась, избегала, не общалась. Тысяча отговорок, но лишь бы не говорить кому-либо о своих чувствах. Ты теряешь всё, когда не говоришь этому всему, что оно тебе нужно и без него невозможно жить. Это всё находит тебе замену, находит нечто другое, что заполняет его сердце, а может быть, это всё и вовсе не было твоим, а ты лишний раз внушаешь в себя веру в то, что не все потеряно.
Беременна? Станет папой?
И зачем он внушал себе то, что это ложь? Он не может знать точно и не может обвинять ее в этой лжи. Колени сами собой подогнулись, а сдавленное в груди волнение сменилось на огорчение, ярость и печаль. Я не могла ненавидеть его, я не могу любить его,  не имею право на него. И в действительности нет того самого полубога, который излечил бы мою душу. Глаза метались по комнате в поисках большого рюкзака и вещей, которые я собирала последние месяцы. Кажется, я нашла причину для того, чтобы уйти из лагеря, оставить пост и поселится в обычном мире. Я любила сбегать от проблем, сейчас я тоже убегу от проблем, оставлю его здесь и наконец, буду думать о себе, что прежде никогда не делала.
- Вы не можете уехать из лагеря. Тут безопасно растить маленького полубога и война твоя жизнь, ты не сможешь жить в обычном мире без своей страсти. Последние месяцы я думала о том, чтобы оставить свой пост и уйти из лагеря, но никак не могла найти действительно вескую причину. Линч, вы можете поселиться тут с семьей, а ты займешь место претора лагеря, - своим обычным убеждающим голосом прошептала я.
Кажется та самая ниточка терпения медленно, но верно рвалась. Держа все эти годы всё в себе, я не могла сдерживать себя сейчас. Мы менялись местами, сейчас он был мной и держал себя в руках, когда как мои руки потянули на себя скатерть с кипой бумаг, которых будто бы ветром разнесло по всей комнате. Горячие слезы обжигали мои щеки, плавно сползая вниз и падая на фиолетовую футболку лагеря. Чем я хуже этих девушек? Почему Венера так жестока со мной?
Схватив стоящую на столе бутылку, я залпом выпила остатки янтарной жидкости. Она обжигала горло, но плавно продвинулась к пищеводу, а затем и всякое напоминание о ней исчезло. Я не чувствовала себя как-то иначе, голова не кружилась, не было того чувства свободы и счастья. Собрав все то, что мне так хотелось сказать ему, всю ту гадость, все те признания, я взорвалась. Ниточка спокойствия, разума порвалась и поток всего того, что давно пора бы ему было рассказать, вылился разом.
- Я ненавижу тебя, ненавижу Венеру, ненавижу себя. За что ты так со мной? Почему вместо того, чтобы у нас было наше долго и счастливо, ты спишь с этой стервой, ах, не просто спишь, вы делаете совместного ребенка. А сейчас…ты спокойно заявляешься ко мне в таком виде и говоришь о том, что ты не хочешь ничего иметь общего с ней. И чем ты думал, когда трахал ее? И мне плевать, да, теперь мне плевать на тебя, на лагерь, на такую жизнь. Гори огнем этот Рим, гори огнем, Оливер Линч. Скажи мне, пожалуйста, Венера, за что ты посылаешь мне такую «прекрасную» любовь? – волосы облепили мне все лицо прежде, чем я почувствовала, что моя голова начинает кружиться, ноги подкосились и рухнув на пол, я уткнулась лицом в пол.
- В пекло этот пол.

- К счастью, мне незачем думать перед сексом о беременности и прочем, а все, потому что отношения для меня это не секс, а нечто другое. Понимаешь? – не прозвучало ли это так, как будто я это когда-то пробовала и решила поставить крест на этом, потому что…потому что просто не понравилось или искала в отношениях другое. Увы, а может и не увы, я не знала, что испытывают люди предвкушая тот «сладостный», как говорят они момент.
- И причем тут мои проблемы? Я же не влезаю в твою жизнь и в твою душу, пытаясь вытащить хоть что-то, хотя могла бы. Ты сам ко мне приходишь, когда как я не такой человек. Мне просто уютно со своим дерьмом в душе, - интересно, а что было бы, если бы я рассказывала ему все то, что накопилось, что мешало мне жить? Помог бы он? Или утешил, как пытаюсь утешить его я. Но мне утешения были не нужны, я сторонник действий, если можно так сказать. Слова. Слова. Слова. Они ничего не значат, они забываются.
Это как сон, знаете, я про состояние алкогольного опьянения. Ты вроде бы ощущаешь эту реальность, но воспринимается все туманно, а после пробуждения забывается. Ты можешь совершать действия, но никак не можешь контролировать их. И говоришь, много говоришь почему-то. Алкоголь развязывает язык. Ты говоришь все то, что не мог произнести трезвым. Вроде бы плюс, но в то же время никогда не знаешь, что тебе захочется произнести вслух. Не все поймут претора лагеря, которая будет кричать на всю улицу, как она любит какого-то парня, у которого скоро будет ребенок. Осудят. Обругают. Но было бы мне все равно? Было бы! Еще как плевать на мнение других, они не я, они бы поступили так, как им велело бы сердце.
- Только не они. Они мне неинтересны и ты же видел, что я даже не обращала на них внимание. Работа и лагерные дела, сам понимаешь, - никакой полукровка не исцелит мою душу, наверное. Когда-то я говорила это самой себе, но не могла и предположить, что Венера награждает чувствами совершенно случайно. Сначала она сближает двух людей, потом они не осознаю, что нужны друг другу, а потом страдают из-за того, что, не знают, нужны ли они друг другу или партнеру нужен кто-то другой. Господи, что я несу? Если люди созданы друг до друга, то они обязательно будут вместе и никакое вмешательство неожиданных «счастливых моментов» не помешает этому. Если я была создана для кого-то, то он обязательно будет рядом. Не сегодня. Возможно, что не завтра, не послезавтра. Если это не Оливер Линч, то кто-то другой, значит он временное испытание, которое мне следует преодолеть. Да и к чему это было? Он никогда не поднимал руку на Джейсона, хотя между нами были эдакие «отношения», хотя я сама не понимаю, как и почему он? Кажется, когда все произошло, мы не особо соображали в серьезности «любви» и каждый имел свои цели в этом деле. Я, к примеру, хотела утвердиться к глазах других  девочек, которые за глаза называли меня занудой и типичной дамой-кошатницей, которая в свои 40 лет останется одинокой девственницей. Скорее всего с кошечками они погорячились, но вот отдать всю свою жизнь работе я могла, даже более того не могла, а отдала бы, будь на то причины и польза для общества.
Но какой бы я ответственной за весь мир  не была, все равно тайно мечтала о том, чтобы почувствовать вкус первого поцелуя, публичного гуляния за ручку и  тайных ночных посиделок с милостями и нежностями. Девочка как-никак, я видела это много раз в фильмах и журналах, хоть и делала вид, что презираю и ненавижу подобное.
Я бы могла соврать ему сейчас, придумать сотни отговорок своему поведение, но он был прав. Он всегда прав. Я все держала в себе и никогда не открывалась ему, я бы ему не сказала все, если бы не выпила алкоголя и не решилась закатить истерику. До глубины души стыдно, что он слышал всю эту грязь и до боли неприятно, что я не сказала все раньше. Причина была во мне, будь я хоть капельку решительней, то возможно у него не было бы этих проблем. Я все разрушаю. В том числе и разрушаю наше «долго и счастливо», не он это делал, как я ему сказала, а я.
Я не могла отвести взгляд. Алкоголь внушал человеку смелость и игривость, а отсюда и рождались безумные мысли в голове. Завтра я о них не буду помнить, но зато могу сожалеть о том, что я все же сделала, но не помнила. Хотела бы я видеть свое лицо сейчас, наверняка оно поплыло в нелепой улыбке смешанной с мокрым от слез лицом и прилипшими волосами.
-Надеюсь, после этого ты объяснишь мне все, о чем только что кричала? – только это донеслось до меня, а дальше. Дальше время буквально остановилось. Он накрыл своими губами мои губы и все. Нет, я не выключилась, не оттолкнула его, а только сильнее прижалась к его губам, пытаясь уловить все самые важные детали первого поцелуя. Возможно, я делала что-то не так, где-то мои движения были неуклюжими и смешными, но я не думала об этом. Я просто отдалась этому приятному действию, не заботясь о том, что возможно Оливер будет смеяться над моей первой попыткой. Остатки здравого ума пытались вынудить меня прекратить, остановиться, ведь если я мы начнем, то это сможет поломать всю нашу дружбу. Не могла, я не могла остановиться. Алкоголь постепенно отступал, наверное, отступал, когда я все же решила отстраниться от парня.
- Мы ведь не можем быть вместе. Ты скоро станешь отцом, а ей нужна твоя помощь, поддержка. Ты же не бросишь своего ребенка, это низко, - действительно, ребенок не должен расти без отца. Даже если отец такой же безумный, как и мой. Он много дал мне и моей сестре, нормально воспитал в первые годы нашей жизни, а ведь первые годы самые важные и сложные. И почему я заботилась о его ребенке, а не о себе и не о своем «долго и счастливо», возможно потому что желала маленькому малышу достойнейшего отца, которым станем Оливер. Я бы хотела такого отца для своих детей, но видимо судьба готовила мне не его, а сорок кошек после сорока лет.
- Я не хочу ничего объяснять. Мне стыдно за свое поведение, я не хотела говорить эти гадкие слов. И я совершенно не ненавижу тебя, я люблю Новый Рим, люблю всех этих полубогов. Да и, в конце концов, люблю тебя. Давно люблю.